Смерть на ипподроме (Кураж, Нерв) - Страница 62

К оглавлению

62

— Ну ладно! — закричал он вдруг, стукнув кулаком по решетке. — Мне все равно было, останешься ты жив или сдохнешь!.. Ты доволен?..

Нет, доволен я не был. Я снова вернулся в дом и уселся на сено. Четверть седьмого. Еще три часа ждать. Три часа, пока ужасная правда дойдет до коллег Кемп-Лора на телевидении. И кончится тем, что выкопают какой-нибудь старый фильмик, предварительно объявив: «Мы очень сожалеем, но сегодня из-за болезни Мориса Кемп-Лора передачи „На скаковой дорожке“ не будет».

Ни сегодня не будет, ни когда-нибудь еще. Так-то, друзья!

Стемнело и стало подмораживать. Кемп-Лор снова начал дубасить в дверь.

— Я замерз! — кричал он. — Здесь слишком холодно…

— Очень жаль.

— Выпустите меня! — заорал он снова.

Я неподвижно сидел на сене. Сильно болело запястье, зажатое им, когда мы боролись. И кровь снова просочилась сквозь повязку. Мне и думать не хотелось, что скажет доктор-шотландец, увидев это. Все три его подбородка затрясутся неодобрительно.

Кемп-Лор долго ломился в дверь, но выломать ее ему не удалось. И все это время он кричал, что замерз и голоден, и чтобы я выпустил его. Я не отвечал. И примерно через час крики и стук прекратились. Я услышал, как он повалился на пол и зарыдал. Стрелки часов ползли по циферблату. Без четверти девять, когда ничто не могло спасти его передачу, рыдания Кемп-Лора затихли и коттедж погрузился в молчание.

Я вышел в сад и с чувством облегчения вдохнул свежий воздух. Трудный день кончился, и звезды ярко сияли в морозном небе.

Заведя машину Кемп-Лора, я развернул ее и подъехал к воротам. Затем в последний раз обошел дом, чтобы поговорить с ним через окно.

— Моя машина! — истерически закричал он. — Вы собираетесь бросить меня здесь?!

Я засмеялся:

— Нет. Вы поедете сами. Куда пожелаете. На вашем месте я бы отправился в аэропорт и улетел подальше. Завтра, когда прочтут эти документы, вы уже никому не будете нужны. А еще день-другой — и до этой истории доберутся газеты. Во всяком случае, к скачкам вас уже не подпустят. А так как есть еще целая ночь, прежде чем разразится буря и люди начнут с презрением и насмешкой таращиться на вас, — вы успеете смыться из страны без всякого шума.

— Вы хотите сказать, что я… могу ехать? — он был ошеломлен. — Просто уехать?

— Да, можете просто уехать, — кивнул я. — И если поспешите, вам удастся избежать расследования, которое обязаны предпринять распорядители. И даже сможете уйти от наказания. Уезжайте-ка в какую-нибудь отдаленную страну, где вас никто не знает и где есть возможность начать все сначала.

— Боюсь, что у меня нет другого выбора, — пробормотал он.

— И постарайтесь найти такую страну, где не занимаются стипльчезом.

Он застонал и с силой стукнул кулаком по оконной раме.

— Когда я был мальчишкой, я мечтал стать жокеем, — выговорил он дрогнувшим голосом. — Хотел выиграть Большой Национальный Приз, как мой отец. А потом я чуть не слетел с лошади… — При одном воспоминании он застонал и схватился за живот. Затем он бросил злобно: — И мне стало приятно видеть несчастные лица жокеев. Я им портил жизнь. А вас я ненавидел сильнее, чем всех остальных. Ненавижу храбрецов!

Я смотрел на развалины, оставшиеся от блестящего Кемп-Лора. И это ничтожество столько времени было властелином общественного мнения! Вся его энергия, весь блестящий талант ушли на то, чтобы портить жизнь людям, которые ничем ему не мешали.

62