Но выразить свое возмущение я не успел. Не говоря ни слова, Грэнт развернулся и стукнул меня кулаком по носу.
Крови хватило бы на целую клинику, набитую донорами. Алыми пятнами она выплеснулась на грудь светло-зеленого шелкового камзола и большими неровными кляксами легла на белые брюки. На скамье и на полу появились пятна. И когда я попытался утереться, руки у меня тоже оказались в крови.
— Ради бога, скорее положите его на спину, — крикнул подбежавший гардеробщик.
Но забота была излишней, поскольку я и без того лежал на полу, привалившись к ножке скамьи. Грэнт стоял надо мной как бы удивляясь, что виновник он. И я бы расхохотался, не будь так занят проглатыванием собственной крови.
Майк подсунул мне под плечи седло и уложил на него голову. Через секунду он плюхнул мне на переносицу холодное мокрое полотенце, и постепенно кровотечение прекратилось.
— Вы пока полежите тут немного, — сказал Майк. — А я позову кого-нибудь из санитаров.
— Не надо, уже все хорошо. И, пожалуйста, не ходите.
— Какого дьявола вы это сделали? — спросил он Грэнта. Я бы тоже хотел это узнать, но Грэнт не ответил. Он злобно посмотрел на меня, потом резко повернулся и вышел из раздевалки, растолкав жокеев, возвращавшихся после скачки. Злополучную бумажку Майк поднял и вложил мне в руку.
Тик-Ток свалил седло на скамейку, откинул назад шлем и упер руки в боки:
— Что здесь произошло? Кровавая баня?
Вокруг стали собираться, и я, решив, что лежу достаточно долго, снял с лица полотенце и поднялся осторожно.
— Грэнт дал ему раз, — объяснил один из жокеев.
— За что?
— Спроси о чем-нибудь полегче.
— Надо сообщить распорядителям.
— Не стоит.
Я вымылся, переоделся, и мы с Тик-Током пошли на станцию.
— Ты ведь, верно, знаешь, чего он налетел на тебя? — заметил он.
Я показал ему список Эксминстера. Он прочел и вернул.
— Понятно. Ненависть, зависть и ревность. Ты занял место, которое ему заполучить не удалось. Шансы-то у него были, но он их проворонил.
— А почему Эксминстер от него отказался?
— Честно говоря, не знаю. Поинтересуйся лучше у Грэнта, чтобы не повторять его ошибок, — ухмыльнулся Тик-Ток. — Ну и носик у тебя!
— Для тех, кто глазеет в телевизор, сойдет.
И я рассказал ему о приглашении Мориса Кемп-Лора. Он сорвал с себя тирольскую шляпу и отвесил мне шутливый поклон:
— Дорогой сэр, я потрясен.
Мы отправились по домам. Тик-Ток в свою берлогу в Беркшире, я в Кенсингтон. Дома никого не было. Суббота-день концертов. Я вынул из холодильника лед, положил его в пластиковый мешок, обернутый полотенцем, и, уместив все это на лбу, улегся на кровать. Нос был похож на малиновое желе. Грэнт ударил меня с силой, за которой ощущалось жестокое психическое расстройство.
Я лежал и думал о них — о Гранте и Арте. Один был доведен до того, что совершил страшнейшее насилие над собой.
А другой, озлившись на весь мир, готов вымещать свою ярость на других.
«Бедняги, — самодовольно подумал я, — им не хватило внутренней твердости, чтобы справиться с тем, что выпало на их долю».
Позднее мне еще придется припомнить, как я их пожалел.
В следующую среду Питер Клуни появился на скачках, весь искрящийся от счастья. Родился мальчик, жена чувствует себя нормально — будущее рисовалось ему в розовом свете. Он похлопывал нас по плечу, объясняя, что мы и сами не понимаем, чего лишаем себя.
Его лошадь начала скачку как фаворит, а потом отстала. Но даже это не омрачило его настроения.
На следующий день он должен был участвовать в первой скачке и опоздал.
Мы уже знали, что он упустил шанс. Потому что за пять минут до объявления по радио его тренер присылал служителя в раздевалку, но Питера еще не было. Приехал он за сорок минут до начала скачки. Бегом перемахнул лужайку, и даже издали видно было, как он взволнован. Его тренер перехватил Питера, и до меня донеслись обрывки сердитого выговора:
— По-вашему, это ровно час до первой скачки? Очень глупо с вашей стороны… Мне пришлось пригласить другого жокея… Не так нужно вести себя, если вы хотите продолжать работать у меня… — И он надменно зашагал прочь.
Питер пронесся мимо, бледный и дрожащий. В раздевалке я спросил:
— Что случилось на этот раз? Жена здорова? А ребенок? — Я подумал, что он закрутился, ухаживая за ними.
— У них все хорошо, — с несчастным видом ответил Питер. — Приехала теща, чтобы помогать нам. И я выбрался… ну, может, минут на пять позже… но… — И он посмотрел на меня своими большими, влажными от слез глазами. — Вы не поверите, но опять там загородили дорогу. И мне пришлось сделать огромный крюк, даже больше, чем в прошлый раз… Голос его задрожал и оборвался, когда он заметил, что я смотрю на него недоверчиво.
— Еще один танковый перевозчик? — скептически спросил я и вопросительно посмотрел на него.
— Нет. Какая-то машина. Из этих «ягуаров». Колесо было в канаве, нос в живой изгороди, и она накрепко засела — как раз поперек дороги.
— И вы с водителем не смогли ее вытащить?
— Не было там водителя. Никого не было. Он оставил машину с включенным мотором и запер ее. Паршивый ублюдок! — Питер редко прибегал к столь сильным выражениям. — Еще один человек ехал следом за мной, и мы вместе пытались вытащить «ягуар». Но это оказалось совершенно невозможным. Нам пришлось несколько миль ехать задним ходом. И тот, другой, был первым и не хотел прибавить скорость, боялся поцарапать свою новую машину.
— Да, жуткое невезение, — пробормотал я.